Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

Трудно вообразить, сколько сил потребовалось на осуществление этого намерения. Дело в том, что моя машина отличалась особой приметой, по которой ее сразу же найдешь в целом стаде таких же „фольксвагенов“, а именно: вместо антенны я использовала старую, заржавленную шпагу. Хоть и заржавленная и немного погнутая, она тем не менее служила отличной антенной, но зато уже издалека бросалась в глаза. А раз я хотела организовать на машине незаметную слежку, следовало избавиться от такой характерной приметы. Вынуть же антенну было непросто — от долгого употребления ее заклинило в зажиме, так что она теперь составляла с машиной, можно сказать, монолит. К тому же, об этом я уже упоминала, машина находилась на стоянке под самыми окнами Марека, и я не могла выдирать эту железяку у него на глазах. А просто так сесть в машину и отъехать куда-нибудь в укромное место тоже нельзя, слух у него кошмарно чуткий, сразу узнает звук моего двигателя. Оставалось одно — дождаться ночи и выбрать момент, когда звук моего двигателя заглушат другие звуки…

И все это я проделала! Под покровом ночной темноты прокралась в собственную машину и в этой засаде в страшном напряжении прождала целый век, пока не раздался у гостиницы рев нужной мощности. Всегда так, ревут, когда не надо, а когда надо — не дождешься! Со стоянки я выезжала осторожно, так и не рискнула захлопнуть дверцу и придерживала ее рукой. Найдя укромное, безлюдное место, я целый час в поте лица выковыривала из зажима проклятое холодное оружие. Как назло, сколько я ни осматривалась, поблизости не оказалось ни одного хулигана. Понаторевшие в таких вещах, они бы мигом управились! Просто поразительно, как им удается… На стоянку я возвращалась с теми же мерами предосторожности, поставив машину на место тихо и по возможности незаметно. Шпагу я оставила торчать в зажиме, выну, когда начну слежку. Вынуть смогу на ходу, в этом я убедилась, немного потренировавшись. В общем, ночь у меня прошла в тяжелых трудах и хлопотах.

Утро тоже не было легким. Зная мой характер, Марек мог ожидать от меня чего угодно, только не того, чтобы я добровольно встала в семь утра. Позавтракала я на подоконнике. И чуть не подавилась завтраком, увидев, как он выходит из гостиницы вместе с этой Горгоной. Хоть и ожидала, но все равно… Прогулочка по окрестностям, как же!

Оказалось, у каракатицы таки есть машина, зеленый „пежо“. Я успела стартовать, когда зеленое пятно еще виднелось в конце набережной. Они направлялись в сторону Гданьска.

Чудесные утренние часы солнечного мая я, как гончая, преследовала зеленую машину, стараясь не потерять ее из виду на улицах города. В незнакомом мне районе Гданьска, застроенном прекрасными виллами в окружении садов, они остановились у особняка, на котором висела вывеска, извещавшая, что здесь принимает врач конкретного профиля. Сама прочитала! Сидя в машине, я ломала голову над тем, как он выйдет из положения. Значит, поддался уговорам и решил лечиться? И что он станет делать завтра, какую придумает отговорку, как распределит время между мной и этой мерзавкой? Ведь знает, с корректурой я покончу…

На обратном пути мне здорово досталось. Они взяли курс прямо на Сопот, обойти их на безнадежно прямом шоссе не было никакой возможности, а Марек во что бы то ни стало должен, вернувшись, увидеть мою машину, спокойно стоящую на своем месте. И с антенной. Я промучилась всю дорогу, ничего не придумала и решила соврать, что пришлось отправиться на почту раньше, чем думала. Но вдруг случай пришел мне на помощь. Мерзавка решила припарковаться по другую сторону „Гранда“. Когда она свернула за угол, я нажала на газ, разогнала прохожих на тротуаре, чуть не столкнулась с выезжающей в это время со стоянки машиной, поставила свою на место, всадила в зажим шпагу, чудом не выколов в спешке себе глаз, захлопнула дверцу и успела спрятаться за будкой с мороженым. Входя в гостиницу, Марек бросил взгляд на автостоянку. Моя машина спокойно стояла на месте с воинственно торчащей шпагой. Следующие полчаса я провела в уже знакомом женском туалете, горько жалея о том, что не захватила ничего почитать. Как все-таки суровая действительность отличается от моего радужного представления о романтическом отдыхе на берегу моря с любимым человеком! Утешала лишь мысль о том, что я опять оригинальна. Мне не приходилось ни читать, ни слышать о том, чтобы героиня романа проводила большую часть времени в туалете, а, похоже, это развлечение станет моим уделом на длительное время… Мымра находилась у себя в комнате, через дырку в стене я ее отлично слышала. И никак не могла понять, чем она занимается. Вроде бы перебирала какие-то бумаги, вроде бы там иногда что-то тихо щелкало. Но вот она набрала номер телефона, и послышался ее сладкий голос:

— Ты готов? Тогда приходи, я жду. Я тоже ждала и чувствовала, как притихшая было во мне ярость опять понемногу начинает закипать. Змея подколодная, не могла найти себе другого! Ей-то зачем все эти сложности?

Постучав, Марек вошел в ее номер, и змея произнесла завлекающим голосом сирены:

— Вот, я написала отцу, письмо возьмешь с собой. Подожди, сейчас я тебе прочту, что написала. Пришлось, хочешь не хочешь, выслушать все ее благоглупости. Папочку просили отнестись с особым вниманием к подателю сего письма, сделать все, что в его силах, а в случае необходимости организовать ему выезд в Швецию на лечение. Хотела бы я знать, как далеко зайдет Марек со своей симуляцией, неужели до самой Швеции? Судя по звукам, он принял вдохновенное послание и спрятал его в карман. А эта гарпия, поинтересовавшись, умеет ли он фотографировать, принялась что-то щебетать о том, как обрадуется папочка, если получит несколько ее фотографий. Он, видите ли, страстный фотолюбитель, коллекционирует фотопейзажи и особенно уважает морские виды. Так вот чем она щелкала — наверное, заряжала пленку. А сейчас тащит свою жертву на пляж, мертвой хваткой впилась, дрянь такая!

Я следовала за ними на безопасном расстоянии. Они направились по берегу моря в сторону Гдыни, я в ту же сторону, но скрываясь в прибрежных зарослях. Хорошо, что на мне оказались резиновые сапоги. Гетера всячески расточала свои чары, прыгала козликом и ластилась кошечкой, подбегала к самым волнам и с пронзительным визгом спасалась от них на берег. Столько медуз валяется по берегу, и как эта язва ни на одной не поскользнется? Ничего в жизни я так горячо не желала, как этого. Вот, вот сейчас, когда, грациозно стоя на одной паршивой ножке, она боязливо погружала в лужу у берега носок другой! А, черт, опять обошлось, а ведь я так горячо этого желала! И, паразитка, то и дело заставляла безответную жертву щелкать себя. На самых разнообразных фонах! Меня наверняка хватил бы апоплексический удар в этом приморском лесочке, если бы я не отдавала себе отчета в том, что стала свидетелем захватывающего представления, когда за всеми словами и действиями героев скрывается совсем не то, что эти слова и действия выражают. Марек с ангельским терпением следовал за совсем распоясавшейся баядерой, выполняя все ее пожелания в области фотографирования и ловко уклоняясь от проявлений ее нежности. Это меня немного утешало.

Вот так мы преодолели несколько километров и добрались до места, где морской берег образовал небольшой мыс. Лес подходил почти к самой воде. Выдра влезла на ствол старой, прогнившей ивы, нависшей над впадающим в море ручейком, приняла изящную, как ей казалось, позу и велела себя запечатлеть. Что-то ее не устраивало, она поднялась немного выше по стволу, потом спустилась ниже, извиваясь, как потревоженный уж-желтопузик, а Марек покорно ее щелкал. Оставив, наконец, иву в покое, выдра переместилась на большой камень, а потом углубилась в овраг, по которому плыл ручеек, и принялась фотографироваться на его склонах, принимая самые немыслимые позы. Из укрытия в зарослях я отчетливо слышала протесты Марека, уверявшего, что хороших фотографий в овраге все равно не получится, там слишком темно. Нафотографировавшись вволю, эта обезьяна выразила пожелание вернуться, причем обратный путь ей из вредности захотелось пройти по лесу, так что мне пришлось спешно ретироваться в мокрые и грязные заросли ивняка, чтобы пропустить их. На обратном пути ничего заслуживающего внимания не произошло. В результате слежки я пришла к однозначному выводу, что мы с Мареком оба были заняты одним и тем же делом: я следила за ним, а он следил за ней. Зачем следила я — понятно, а вот зачем ему понадобилось наблюдать за ней — совсем непонятно. Пообедала я в одиночестве, а за ужином мой любимый с виноватым выражением на лице робко сообщил мне о своем желании уехать на несколько дней. Ему очень надо, и он не знает, как я к этому отнесусь. На вопрос, что случилось, сослался на конференцию журналистов в Щецине, его участие в ней просто необходимо, просил меня не гневаться и обещал вернуться как можно скорее, чтобы провести еще несколько дней вместе в Сопоте, здешний климат так благотворно сказывается на его здоровье. Я, естественно, не поверила ни в Щецин, ни в журналистов и сразу подумала — как трудно будет следить за ним, если он станет мотаться по всей Польше.